"Золотая палитра" в Туапсе -

"Золотая палитра" в Туапсе - 08.07.2019

Ксения Фёдорова объявляет о старте детского конкурса иллюстраций по своим сказкам "Манекены", "Калиф и Джассар", "Музыкальная шкатулка". 

Работы победителей войдут в новую книгу сказок писательницы-художницы. В настоящее время начинается подготовка к творческому состязанию: участники знакомятся с произведениями Ксении Леонидовны, разрабатывают образы персонажей и выполняют эскизы. Приём работ осуществляется с 1 октября по 1 декабря 2019 года. Подробности  и произведения - в положении ниже.

 

Туапсинское зональное методическое объединение

Муниципальное бюджетное учреждение дополнительного образования

«Детская художественная школа имени А.А. Киселева г. Туапсе»

муниципального образования Туапсинский район

 

 

ПОЛОЖЕНИЕ

Об Открытом зональном конкурсе детской иллюстрации

«Золотая палитра» имени Ксении Фёдоровой

 

 

Общие положения

 

Муниципальное бюджетное учреждение дополнительного образования «Детская художественная школа имени А.А. Киселева г. Туапсе» муниципального образования Туапсинский район и детский писатель-художник Ксения Фёдорова (г. Москва) при поддержке администрация муниципального образования Туапсинский район и отдела культуры администрации муниципального образования Туапсинский район, объявляют о старте Открытого зонального конкурса детской иллюстрации «Золотая палитра» имени Ксении Фёдоровой (далее – Конкурс) для учащихся детских художественных школ, художественных отделений школ искусств Туапсинского зонального методического объединения Краснодарского края.

Участники конкурса выбирают по своему усмотрению любое количество представленных к иллюстрированию сказок Ксении Фёдоровой (см. приложение) и выполняют авторские иллюстрации.

Конкурс является некоммерческой культурной акцией, направленной на духовно-нравственное воспитание подрастающего поколения средствами искусства и приобщения к литературе и чтению через знакомство с творчеством современных авторов. Организаторы ставят задачи развивать эстетические чувства у детей, приобщать к занятию изобразительным творчеством, выявлять и поощрять юные таланты.

Ксения Леонидовна Фёдорова - писатель-художник, член Ассоциации искусствоведов России и Союза журналистов России, Евразийской творческой гильдии (Лондон), преподаватель Академии Международного благотворительного фонда Владимира Спивакова, лауреат международных и всероссийских конкурсов. Автор-художник детских книг: «Азбука безопасности» (2012), «Кодекс маленьких чистюль» (2013, 2017), «Ехал пёсик на машине…» (2016), «Шкатулка со сказками» (2019), - и аудиокниги «Азбука безопасности» (2016), множества сказок и притч, которые проходят в виде детских опер и музыкальных сказок на разных концертных площадках России. Сайт: kfedorova.com

 

Требования к участникам Конкурса

 

1. В Конкурсе могут принять участие учащиеся детских художественных школ, художественных отделений школ искусств в возрасте 7-17 лет, представившие работу (работы), соответствующую (-ие) теме конкурса.

2. Конкурс проводится в трёх возрастных категориях:

1) младшая возрастная категория – 7 - 10 лет;

2) средняя возрастная категория – 11- 13 лет;

3) старшая возрастная категория – 14 - 17 лет.

Возраст участников определяется по состоянию на момент создания работы.

 

 

Условия участия в конкурсе

 

В конкурсе могут принимать участие учащиеся детских художественных школ, художественных отделений школ искусств Туапсинского зонального методического объединения и других ДХШ и ДШИ Краснодарского края.

Работы должны быть выполнены ребёнком самостоятельно.

Размер и формат работ: А4 вертикальный или горизонтальный.

Работы, представленные на конкурс, могут быть выполнены в любой графической или живописной технике, в любом материале (кроме компьютерной графики).

Каждый участник может предоставить неограниченное количество работ к одной, двум или сразу трём сказкам Ксении Фёдоровой (см. приложение).

Работы не должны быть смяты или свёрнуты.

Каждая работа должна быть снабжена этикеткой, на которой указаны:

 

фамилия и имя автора, возраст автора, название сказки Ксении Фёдоровой, к которой выполнена иллюстрация, материал и техника исполнения, год исполнения, название учебного заведения, фамилия, имя, отчество преподавателя.

 

Этикетка должна располагаться на обратной стороне представленной работы.

Приём работ на участие в конкурсе начинается 1 октября 2019 года и прекращается 1 декабря 2019 года.

Подача заявки на участие в конкурсе автоматически является подтверждением полного согласия со всеми требованиями данного положения и возможным использованием конкурсных работ с обязательным указанием авторства для внеконкурсных показов, специальных публикаций и т.д. Участник, не прикрепивший к работе этикетку, к участию в конкурсе не допускается.

Адрес подачи оригиналов работ:

Россия, Краснодарский край, Туапсинский район, г. Туапсе, ул. Карла Маркса, дом 39, Детская художественная школа с пометкой «Конкурс «Золотая палитра».

Тел./факс: 8 (86167) 23214, e-mail: hudojkatuapse@gmail.com,

сайт: dhsh-tuapse.krd.muzkult.ru

Работы, не соответствующие теме, на конкурс не допускаются.

Отправленные на конкурс работы не возвращаются.

Организаторы оставляют за собой право использовать работы участников в своих публикациях, мероприятиях и акциях.

 

Критерии оценки работ конкурса

 

Конкурсные работы участников оцениваются по общепринятым критериям с учётом субъективного мнения каждого из членов экспертной комиссии:

1) целостность изображения;

2) художественная выразительность;

3) пластическое решение в соответствии с уровнем усвоения языка изобразительного искусства;

4) мастерство исполнения;

5) соответствие теме и заявленным параметрам листа и технике исполнения.

 

Оглашение результатов конкурса

 

1. Конкурсные работы оценивает компетентное жюри из числа известных педагогов творческих дисциплин, художников, членов Союза художников России, деятелей культуры и искусства, общественных деятелей. Председатель жюри – писатель-художник, автор представленных сказок Ксения Леонидовна Фёдорова.

Жюри конкурса оставляет за собой право присуждать не все призовые места; присуждать специальные дипломы; правомочно делить призовые места. Решающий голос остаётся за Председателем жюри. Решения жюри окончательны и пересмотру не подлежат.

2. Подведение итогов конкурса и торжественное награждение лауреатов состоится в январе 2020 года на торжественной церемонии, о дате и месте которой будет сообщено на официальных сайтах ДХШ имени А.А. Киселёва г. Туапсе и Ксении Фёдоровой.

3. Лауреаты трёх степеней в каждой возрастной группе и обладатель гран-при конкурса награждаются дипломами, ценными призами и правом публикации работ в книге Ксении Фёдоровой.

Жюри оставляет за собой право поощрить возможностью публикации в книге и авторов других понравившихся конкурсных работ.

4. Результаты конкурса и лучшие иллюстрации будут публиковаться на официальных сайтах ДХШ имени А.А. Киселёва г. Туапсе dhsh-tuapse.krd.muzkult.ru и Ксении Фёдоровой kfedorova.com и в социальных сетях организаторов состязания.

5. По усмотрению Ксении Фёдоровой конкурсные работы могут быть показаны во время постановок как зрительный ряд к сказкам с указанием авторства работ.

 

Приложение

 

Три сказки Ксении Фёдоровой, представленные к иллюстрированию

 

1. Сказка – 1 «Манекены»

 

МАНЕКЕНЫ

 

У всякого уважающего себя отца, у каждой гордящейся собой матери обязательно должна болеть голова! Как от чего? От думок, мыслей разных, чем бы ещё порадовать деточку, как сделать так, чтобы щёчки Машеньки загорелись от радости, а глазки Петеньки блестели от восторга! «Чем бы удивить мою доченьку? Какую игрушку подарить сыночку?» - именно такие размышления каждый день должны одолевать правильных родителей, настойчиво отгоняя пистонами и фейерверками все другие заботы о работе, этих скучных дядьках и тётьках в деловых костюмах, о цифрах, отчётах, квартплате и зарплате. И обязательно согласиться на любое желание, когда чадушко упадёт в магазине на пол и станет выть так, что полицейские прибегут через пять кварталов, полагая, что это сработала сигнализация в ювелирном магазине. «Чего, чего тебе хочется? - приседая и охая, спрашивают измотанные родители. - Радиоуправляемую машинку?» «А-а-а-а!!!» «Робота-трансформера?» «Купи-и-и-и-и!» «Сейчас, мой сладенький! Бегу, золотко, радость моя!» «И зайца хочу на брелке-е...» «Конечно, само собой. И зайца нам посчитайте».

Мама Ани была неправильная. К несчастью, у неё имелись здоровая голова и крепкие нервы, а денег не было. Ольга работала кондукторшей в автобусе и растила дочь одна, без мужа. Денег им с Анечкой, на которой вся одежда точно горела, хватало едва-едва до получки. Всё свободное время они проводили вместе: стряпали, вязали на спицах или просто гуляли, мечтательно разглядывая витрины торговых центров. У Ани уже был свой любимый магазин. В его блестящей стеклянной витрине стояли манекены.

- Раз, два, три, четыре, - считала девочка, проходя мимо.

Всех этих модников она знала в лицо. Бобби, Дэвид, Сабрина и Хлоя. Анечка была убеждена, что имена у манекенов обязательно должны быть иностранные, необычные – под стать их дорогим костюмам. Манекены сводили с ума покупателей своим великолепным гардеробом, и те летели во вращающиеся двери супермаркета как мотыльки на огонёк. Четвёрка постоянно щеголяла новыми нарядами и причёсками. Анечка едва поспевала запоминать, как следует одеваться приличным дамам и господам. Только её мама никогда не заходила в этот магазин.

- Там космические цены! - восклицала она и торопилась пройти мимо.

Но дочка замечала, как украдкой мать восторженно оглядывала Сабрину и Хлою. Ещё бы! Ольга была молодой женщиной – всего 26.

- Вся жизнь - впереди. Надо ухажёра искать, - говорила вахтёрша их общежития баба Катя.

Но Ольга будто не слышала этих слов. Она погрузилась в работу и воспитание дочери. А вот Анечка мечтала о папе и муже для своей мамы. В их классе у всех были отцы. Они приводили детей в школу или забирали после уроков, гуляли с ними в парке аттракционов, и вообще папы являлись чем-то вроде небожителей для Анечки. Они сильные, с весёлыми глазами и вкусно пахли одеколоном. Завидовала Аня одноклассникам, чувствовала, что нет у неё таких защиты и заботы. Бедные они с мамой были, как былинки на ветру качались, цеплялись за жизнь. А про своего настоящего отца она знала только одно: бросил он их, когда Анечка появилась в животе у мамы.

- Назад возврата нет! – сухо говорила мать.

Не рассказывала Ольга, как была у неё первая юношеская любовь с одноклассником Андреем, который мечтал стать конструктором автомобилей. Жили они в посёлке, сидели за одной партой.

- Тили-тили-тесто! Жених и невеста! - дразнили их ребята.

На выпускном вечере в 9 классе в клуб приехал городской ловелас. Увлёк Оленьку, вскружил голову, и забыла она своего Андрея. Как дерзко танцевали они с приезжим в тот памятный вечер! Андрюха даже подрался из-за неё. В 10 класс не пошла, уехала в город за новым кавалером. Снимали квартиру, но делать предложение руки и сердца возлюбленный отчего-то не спешил. Оля работала фасовщицей в магазине, он пил, иногда таксовал. А когда узнал, что та носит под сердцем его ребёнка, быстренько собрал её вещи и выставил за дверь.

- Не нужны мне орущие пупсы, и пелёнок-распашонок не хочу. Твои проблемы.

Так и сказал. И дверь захлопнул. Стыдно возвращаться в родной посёлок, не захотела, чтобы злые языки молву по всей ивановской разносили, вот и осталась в городе. Пошла в кондукторши, потому что давали место в общежитии. Родилась Анечка. Замуж Ольга ни за кого не шла – в соседях жили одни алкаши, а на работе все мужчины уже были семейными. Часто вспоминался ей светлый образ Андрея. Мечтала иногда о нём и плакала в подушку, что глупая была. А он после 11 класса отучился в техническом университете и стал конструктором. С квартирой в городе родители помогли. Одна беда, вздыхали его старики, - не женился ни на ком, Оленьку свою забыть не мог, хоть и уверен был, что замужем она.

- Вот если бы ты, Бобби, женился на моей маме! – размечталась Анечка перед витриной.

Торговый центр располагался по пути из школы домой.

- Ходили бы по улице втроём, взявшись за руки, и пели бы песни…

Девочка прижалась носом к стеклу и внимательно всматривалась в блестящее кукольное лицо манекена. Сегодня оно было по-особенному задумчивым.

- Тебе тоже невесело, - продолжала Аня. – Наверное, скучаешь по своей невесте. А приходится тут целый день стоять. Может, ты, Дэвид, не против стать моим папой?

Анечка перевела взгляд на Дэвида, и он улыбнулся. «Показалось! - мелькнула мысль в её голове: - Сейчас зажмурюсь, открою глаза, и всё будет, как прежде!» Каково же было её изумление, когда этот приём не сработал! Вмиг ожила вся четвёрка и зашевелилась.

- Манекен не может жениться на земной женщине, - рассудительно ответил Дэвид.

Девочка вздрогнула от неожиданности и выронила портфель.

- Не бойся, Анечка. Мы не причиним тебе зла, - успокоила Сабрина. – Но Дэвид прав: человеку нужен человек.

- Как… как это вы заговорили? – еле выдавила из себя Аня.

- Мы давно наблюдаем за тобой, Анечка. Ты славная девочка, и мы хотим открыть тебе свою тайну, - пояснил Бобби. – Мы не просто манекены, каких множество в каждом магазине одежды, а заколдованные жители далёкой планеты Некенам. За свои злодеяния, совершённые против народа, мы несём суровое наказание.

- Вот уже 40 лет мы стоим бездушными куклами за холодным стеклом на всеобщем обозрении, - пожаловалась Хлоя. – Все проходят мимо, и никто не задумывается о том, что и у манекена есть душа.

- Прохожие с нами не разговаривают. Мы обречены на вечное молчание и презрение, - подтвердила Сабрина.

Повисла грустная пауза. Анечка встрепенулась. Значит, всё это ей не померещилось!

- За какой ужасный поступок вас так наказали?

Краска стыда залила щёки манекенов, и они потупились. Но Анечка была такой доброй и участливой, что Бобби решился сказать правду:

- Мы грабили свой народ. Жители планеты доверили нам самое дорогое, что у них было, – своих малюток, пока сами ходили на работу. И нам было велено их учить наукам и искусству, играть в подвижные игры и заботиться об их питании и здоровье. Мы имели ключи от тайных кабинетов, где хранились указы короля и сейфы с золотом на развитие детских талантов. Но алчность помешала исполнить наш священный долг.

Голос манекена прервался, Бобби закрыл лицо руками и ссутулился. Сабрина сочувственно погладила его по плечу:

- Нам сложно об этом говорить. Слишком сильна наша вина.

Лицо Дэвида стало суровым. Он собрал всю волю в кулак и подхватил:

- Хитростью и коварством год за годом мы прибирали драгоценности к рукам, и вскоре казна опустела, а указы короля запылились, ведь они не исполнялись. Правитель долго не мог понять, почему в школах и садах Некенама не стало красивых игрушек и умных книжек. Куда подевались новые лекарства для больных малышей и почему на курортах и в магазинах отравляются вредной едой? А это мы брали все деньги себе и ничего не покупали для маленьких… Зато у каждого из нас появились огромные замки, роскошные экипажи и слуги.

Потрясению Анечки не было предела. Перед ней стояла настоящая шайка разбойников! Она представляла себе грабителей по сказкам: косматые и одноглазые, в старом рванье они караулили путников на дороге и прыгали с высоких деревьев на кареты, убивая кучеров. Но сейчас перед ней предстали дорого одетые и с виду приличные люди… то есть, манекены. «Пойди отличи хорошего человека от дурного», - подумалось ей. Ане вдруг стало гадко. Вспомнила она, как бедно и трудно живут они с матерью, в каких перешитых-заплатанных платьях и пальто она ходит в школу, как втихаря смеются над ней ребята из класса. Анечка отшатнулась от витрины, подобрала портфель и крикнула:

- Так вам и надо, нелюди!

Мимо шла женщина. Она удивлённо посмотрела на девочку и пробормотала:

- Но они не люди, детка, а манекены. Что тебе померещилось?

Но Аня не ответила. Она сверкнула глазами на пристыженную четвёрку, и стремглав побежала домой.

- Хотя, если б не такие, как вы, у нас был бы свой дом, - в сердцах буркнула она на ходу.

Встречный толстяк с накусанным беляшом чуть не подавился и уставился на девочку.

- Приятного аппетита! – бросила та.

Выходные пролетели незаметно, идти в школу мимо витрины, к счастью, было не нужно. Но Анечка всё равно думала о неожиданном знакомстве. Постепенно злоба сменилась тоскливым чувством безысходности: и 40 лет назад на всех галактических планетах страдали от разбойников, и сегодня, и ещё через сорок… Аня представила, как ей будет 48, она станет старой мудрой женщиной и разгонит весь этот сброд. «И главное – не превратиться к тому времени в бездушного манекена…»

В воскресенье они с мамой читали сказки. Ещё с садика у неё сохранилась одна забавная книжка про бамбра – волшебное существо с двумя ногами слона, длинным хвостом и безобразной ушастой головой. Поначалу он был вредный и устраивал лесным жителям пакости, поэтому с ним никто не водился. Но в финале к бамбру проявили сочувствие, он оттаял и раскаялся. Тогда верята приняли его в свою компанию. «Если даже бамбр, великий и ужасный, исправился, могут и преступники…» В памяти воскресли опечаленные лица манекенов и настоящие человеческие слёзы Дэвида. Сердце Анечки смягчилось, ей захотелось помочь пришельцам с планеты Некенам. Это незнакомое слово назойливой мухой гудело в её голове, и наконец девочка догадалась, что если прочесть его наоборот, получится «манекен»! Значит, банду судили и перевернули их жизнь вверх тормашками: всё стало наоборот – и они сами, и их предназначение… Размышляя в кровати, Аня уснула. И явился ей ночью во сне король некенамов, который стукнул кулаком по трибуне в зале суда и прогремел:

- И пока не станете помогать детям, покуда свои таланты не употребите на доброе дело, стоять вам беспомощными манекенами на чужой планете!

Утром Анечку в школу повела мать. Они очень спешили, и, проходя мимо знакомого магазина, девочка крепко зажмурилась, чтобы не встречаться взглядом со злополучной четвёркой. А после уроков она уверенно подошла к стеклу и заявила:

- Я простила вас. От лица всех детей. Но вы должны измениться!

Манекены не верили ушам своим! Они благодарно склонились к Ане, и Хлоя проговорила:

- Мы боялись, ты больше не придёшь, Анечка! Поступки наши так ужасны! Нам позволено вернуться обратно только тогда, когда мы поможем земному ребёнку. Он должен сам к нам обратиться и доверить свою душу. И это ты, Анечка.

- Не удивляйся, дорогая, - вступила Сабрина. – 40 лет мы ждали этого случая и уж теперь его не упустим. Нам известно, что ты мечтаешь о папе.

Анечка смутилась. Она ничего не хотела взамен своему доверию, но обрести папу было лучшим, что могло с ней случиться в этой жизни! Так она считала сейчас и прошептала:

- Да.

Дэвид подмигнул ей и расплылся в улыбке.

- Смотрите, вон идёт красивый мужчина! – вскричала Аня и указала на статного человека, который вышел из цветочной лавки с невероятным букетом. – Давайте на моей маме женится он!

Бобби и Дэвид пристально его оглядели и покачали головами:

- У этого уже есть жена. Ей он и подарит букет сегодня вечером. Нам нужен другой претендент.

Мимо витрины суетливо бежали прохожие. То были женщины с авоськами, дети, шумные смеющиеся студенты… Папы не было.

- Все папы - сейчас на работе, - утешали Анечку Сабрина и Хлоя. – Вот что, детка, иди домой. Мы сами всё устроим. Но чур уговор: приходи с мамой через три дня, когда стемнеет и зажгутся фонари. Ровно в десять! А до этой поры к нам не ходи и храни всё в строжайшем секрете.

- Смотри же, не забудь! – напомнили Дэвид и Бобби. - Иначе чудо не произойдёт уже никогда.

Три дня Аня думала о том счастье, которое их с мамочкой ждёт, и очень волновалась, справятся ли манекены, согласится ли мама на позднюю прогулку. В назначенный вечер она непрестанно таращилась на часы, боясь пропустить заветное время. И план чуть было не провалился! Ольга встревожилась, не заболела ли дочь - как полыхают её щёки и лихорадочно блестят глаза!

- Ну, какая прогулка! По-моему, ты нездорова. Останемся дома. Да и поздно уже!

Но девочка так умоляюще просилась на улицу, говорила, что в комнате ей душно, а в школе она совсем засиделась! И мать с большой опаской согласилась, намотав на неё шарф потеплее.

Повсюду зажглись уличные фонари, мигали квадратики окошек, деревья переливались цветными огоньками. И воздух наполнился ароматом кофе и сдобы из булочной. Аня и мама шли знакомой дорогой, восторгаясь красотой вечернего города. Ещё издали девочка заметила, что витрина её любимого магазина пуста. «Что-то пошло не так!» – похолодела Анечка. Но тут они поравнялись с вращающейся стеклянной дверью, и к ним выскочила Хлоя! Её было не узнать! В синем костюме работницы магазина и изящной таблеточке на уложенной причёске, она напоминала стюардессу зачарованного межпланетного рейса.

- Дорогие девушки! Не проходите мимо! – запела она. – Только сегодня у нас идёт акция «Ночь преображения»! Волшебный образ – в подарок последнему клиенту!

Ольга нерешительно остановилась. В это время магазин обычно уже закрыт, они наверняка здесь единственные. Продлили рабочий день? Аня радостно затеребила её руку:

- Мамочка, давай, зайдём! Здесь дарят подарки!

- Правильно, девочка! – всё больше входила в раж Хлоя. – Подберём наряд, накрасим и причешем такую богиню, как Ваша сестра!

- Я мама, - поправила Ольга.

Ей было приятно и неловко. Страшно хотелось примерить хоть разок те восхитительные платья, что продавались в магазине. Но денег не было даже на помаду.

- Бесплатно! Совершенно бесплатно! – жужжала Хлоя.

- Мам, бесплатно. Заходи, - мягко протолкнула Ольгу в двери дочка.

За спиной матери Хлоя заговорщически перемигнулась с Аней и осталась у входа присматривать за улицей. А к посетительницам живо подскочила Сабрина – в таком же фирменном синем костюме.

- Добрый вечер! Проходите-проходите! Сюда, в примерочную.

Пока стеснительная Ольга шла за воркующей Сабриной, Аня краем глаза заметила, как Бобби воровал на складе одежду, со знанием дела ловко снимая с неё сигнализацию и ценники.

- Бобби, привет! – не удержалась она.

Манекен бегло глянул в её сторону и поспешно отмахнулся. Невозможно описать то упоение, с которым Ольга при помощи Сабрины облачалась в шелка и кружева, атлас и бархат, жемчуга и золото. В какое-то мгновение она сама себе показалась безумно привлекательной и женственной.

- А ведь у меня ноги красивые! – поворачивалась она перед зеркалом то в красных ботильонах, то в молочных туфлях на шпильке. – Совсем я об этом забыла!

Говорливая Сабрина щедро сыпала драгоценности комплиментов, подсовывая то новую шляпку, то палантин. Аня любовалась матерью. Не кондукторшей ей работать, а ходить такими ножками по выставкам и театрам! Да только на что и с кем? Её снова стал точить червячок беспокойства. И тут девочка услышала шум у дверей. Аня бросила зачарованную маму и ринулась к выходу, спрятавшись за колонну. У крыльца стояла полицейская машина, и два человека в форме строго разговаривало с Хлоей. Девушка обольстительно хлопала пушистыми ресницами, и Аня расслышала слово «акция».

- Добрый вечер! Что здесь происходит? – вдруг услышала она бас.

Появился представительный мужчина в дорогом костюме. Его часы и лаковая обувь сверкали. Девочка с трудом узнала в нём Дэвида в искусно наклеенной чёрной бородке.

- Я директор магазина, - представился он полицейским.

Патруль объяснил, что встревожен столь поздним светом в окнах торгового центра, который по обыкновению закрывается на час раньше.

- А у нас сегодня - особый день. Рекламная акция «Ночь преображения» для самой последней клиентки. А вон, кстати, и она выбирает бельё из новой коллекции. Желаете убедиться в этом лично?

- Что вы! – смутился полицейский. – Шерше ля фамм! Не будем мешать. У нас много дел.

Манекены распрощались со стражами порядка, заперли дверь и облегчённо выдохнули. Не хватало ещё, чтобы сюда приехали настоящие владельцы и подняли шум! Аня вышла из-за колонны, и Дэвид сообщил ей:

- Пора выводить маму на улицу. И, кстати, вы ничего не украли. Я уже передал телепатический сигнал настоящему персоналу магазина. Все они пребывают в твёрдой уверенности, что задержались сегодня на час из-за акции по распоряжению директора.

Когда Анечка вернулась к примерочным, там уже не было никого. По голосам и женскому смеху из отдела парфюмерии и косметики она догадалась, что Сабрина колдует над образом мамы там.

Мгновение – и в облаке цветочных духов выплыла настоящая царица. Её Мама! Светлые длинные волосы локонами струились по плечам, кремовое пальто мягко обнимало её талию, а ножки обрамлялись сверкающими сапогами.

- Мамочка! Красавица моя! – только и могла выдохнуть Аня и бросилась в её объятия.

Тени, пудра, помада – всё, всё это было! И розовый лак, и новое платье, и струящийся каскад палантина!

- Я сплю! Или не сплю? – голос матери звенел сверху искристым колокольчиком.

- Желаем Вам приятного вечера! И верим, что в таком образе Ваши мечты сбудутся! – прощебетали Сабрина и Хлоя и помахали гостьям вослед.

Новой неземной походкой ступила Ольга на тротуар. И всё привычное вдруг стало волшебным и счастливым. Счастливо смеялись ей навстречу жёлтые глаза многоэтажек, счастливо мигали автомобильные фары и рекламные щиты. Откуда-то зазвучала чарующая мелодия саксофона. Пошёл мягкий снег, и Чудо случилось.

По тротуару сзади неспеша возвращался с работы Андрей. Он корпел над новой моделью пассажирского автобуса и задержался в конструкторском бюро. Откуда-то с ветки вспорхнул игривый ветер и сорвал воздушный палантин Ольги. Но, завороженная вечером, она этого не заметила. Андрей поймал летящий на него шарф и побежал следом за незнакомкой, которой он уже любовался несколько минут:

- Девушка! Я Вам так благодарен за Вашу визитку, но всё же лучше познакомимся лично!

Ольга обернулась. Его шутливый голос оборвался.

- Оленька!..

- Андрюшка! Ты ли?

Андрей стоял словно молнией поражённый. Как она прекрасна в этот миг! Любовь всколыхнулась в нём с новой силой, и уже не смог он упрятать её в темницу своих страданий. Давно простил Ольгу и помнил их отношения как самое светлое, что у него было.

- Как ты? Замужем?

- Свободна! - звонко засмеялась она, и в её кудри беззастенчиво нырнули пушистые белые снежинки.

- И я, - прошептал он.

- Дочка моя, Анечка, - представила она девочку.

- Рад! Рад познакомиться.

Они медленно пошли по проспекту. Анечка обернулась на знакомую витрину. В ней стояло четверо манекенов. Не в фирменных костюмах, а модных нарядах, как обычно. Их лица были безжизненны. Аня догадалась, что заклятье спало, затворники обрели свободу и вернулись в Некенам.

Мама и Андрей говорили о каких-то пустяках, не решаясь перейти к главной теме. Анечка всё почувствовала сердцем. Вот, кто муж и папа. Сильный, с весёлыми глазами и вкусно пахнет одеколоном. А ещё умный, в очках. Ох, уж эти взрослые! Такие глупые. Хуже детей малых. Она тихо пробралась между ними и взяла их за руки. Андрей посмотрел на Ольгу, их глаза встретились. И сердца тоже. Трое шли по широкому проспекту, и не было в мире никого счастливее.

 

 

2. Сказка – 2 «Калиф и Джассар».

 

 

КАЛИФ И ДЖАССАР

 

Пролог

 

Горячее солнце Востока клонилось ко сну. Его оранжевые языки лениво лизали песчаные спины барханов. Третий день скитался Джассар по пустыне. Силы его покидали. Запасы воды и пищи давно кончились. Вокруг не было ни души. И только пожелтевшие человеческие кости и черепа, время от времени проступавшие сквозь этот немой океан песка, были скорбными свидетелями его страданий.

- О, Аллах! Спаси меня! – в бессилии воскликнул юноша и бездыханно рухнул на вершине дюны.

Вдруг повеяло прохладой. Джассар с удивлением глянул вниз. Его взору открылся зелёный оазис, со всех сторон обнесённый высоким ограждением. Белоснежные башни прекрасного дворца с золотыми звёздами и месяцами на тонких шпилях кокетливо притаились в изумрудной листве.

- Опять миражи! Зачем ты смеёшься надо мною, Небо! – зарыдал поверженный странник.

Чуткое ухо уловило гомон голосов и звуки музыки. Галлюцинация не растаяла, а напротив, Джассару явилась шумная толпа, деловито снующая внизу в рыночных рядах. Пёстрые человечки пробовали на вкус инжир и финики, рассматривали диковинные подносы и ткани. Раздавался рёв мулов и ослов, воздух наполнял беззаботный гомон мальчишек.

- Всевышний услышал мои мольбы! - вне себя от радости закричал изнурённый путник и, собравшись с последними силами, поспешил в город.

Джассар был сиротой из Магриба, авантюристом и поэтом. До 15-ти лет он скитался по разным землям. Побывал в Ифрикании и Йогипте, ловил раковины под водой, спасался от воинственных кочевников-бедуинов, плавал вместе с лихими пиратами-маврами по коралловым морям и еле ноги унёс. Нанялся в слуги к персидскому паше. Но тот был свиреп, бил мальчишку, изнурял голодом и работой. И Джассар решился на побег через пустыню Смерти, из которой ещё никто не возвращался живым.

В городе-оазисе он устроился торговать фруктами и халвой к старику Рахиму и через два дня знал все местные новости. Народ ужасно боялся Калифа и его свиту. Говорили, что подданные правителя бесчинствуют на улицах и базаре. Но Джассар лишь посмеивался:

- Трусливые псы! Надо пойти во дворец к Калифу и всё ему рассказать. Наверняка правитель ничего не знает и разгневается на своих слуг! Я видел его белоснежный дворец. Не может Калиф быть чудовищем, если сотворил такую сказку!

- Глупый мальчишка, - бранилась Фатима, жена Рахима. – Его возвели строители. Дворец был настолько красив, что тиран сначала ослепил рабочих, а потом приказал отрубить им головы, чтобы никто не мог иметь столь роскошные покои.

Но Джассар только в сомнении качал головой и представлял свою счастливую встречу с властителем города.

Однажды юноша стоял за прилавком. Внезапно весь рынок заполнился криками торговцев, которые закрывали свои лавки и разбегались кто куда.

- Калиф!

- Сюда едет Калиф! – доносились отовсюду встревоженные голоса.

Джассар едва успел нырнуть под стол, как возле его головы просвистела плеть.

- Всё лучшее – сиятельному Калифу! – заорал слуга в синем тюрбане, зачерпнул большую горсть изюма и кинул в свою корзину.

Потом воровато оглянулся по сторонам и, увидев повсюду плотно закрытые ставни, стал набивать лакомством свои карманы. Из-за угла выскочили такие же синетюрбаны и начали наполнять корзины рахат-лукумом, халвой и виноградом. Их злые свинячьи глазки колко и алчно сверкали под головными уборами, которые крепко сидели на их головах. В мешки летели ожерелья, серебряная и золотая посуда, башмаки… Джассар во все глаза глядел из своего укрытия.

Показалась пышная процессия. Впереди шло семнадцать рабынь в синих шароварах и золотых браслетах на руках и ногах. Четыре одноглазых исполина несло на могучих плечах роскошный балдахин. Позади шумно ступало четырнадцать свирепых чёрных рабов с обнажёнными мечами. В балдахине на расшитых подушках лениво возлежал Калиф – высокий сухой старик с недовольным брезгливым выражением лица. Справа и слева несло опахала восемь жёлтых карликов в синих чалмах. Бедолаги, не успевшие спрятаться, пали ниц.

- Никто не смеет смотреть на прекраснейшего Калифа! – рычал рослый синетюрбанный юнец и хлестал плёткой всех, кто попадался на его пути.

Шествие поравнялось с яблоней, что росла у лавки старика Рахима. Повелитель скучающе смотрел из-за шторы. Нечаянно его взгляд остановился на дереве. Лицо правителя побагровело от ярости. Он указал перстом на яблоню и запищал скрипучим голоском, так неподходящим его масштабной фигуре:

- А оно почему не синее? Не уважает самого Калифа?

Десять слуг тут же бросилось к дереву и стало красить синей краской из вёдер его ветви, плоды, листья и ствол. Довольный тиран захлопал в ладоши. А свита услужливо оскалилась.

- О, премудрый господин, милостиво прими от нас дары! – дрожа проговорил старик Рахим и, не смея поднять глаз, протянул поднос с щербетом.

Синие тюрбаны тут же подскочили, отобрали подарок и подобострастно передали его в балдахин.

- Его тоже размалевать! Все должны быть такими, как я захочу! – проскрипел Калиф.

Синетюрбан оказался у оробевшего Рахима и измазал его голову.

- Какая красота! Изумительно хорошо этот бедняк подходит к моим синим атласным туфлям! Ну, можно и пообедать! Несите меня во дворец! – приказал Калиф, и процессия двинулась прочь.

Когда рыночная площадь опустела, люди осторожно открывали окна и двери, опасаясь возвращения налётчиков. Они охали, собирали товар с земли, воздевали руки к небесам и проклинали Калифа. Рыдающая Фатима бросилась к мужу. Ноги едва держали старика.

- Обопрись на меня, Рахим, - с глубоким состраданием проговорил юноша, подхватил его сильной загорелой рукой и довёл до дому.

Старуха накрыла скромный стол. Из еды оставались рисовые лепёшки, да варёные бобы – семья ничего не заработала сегодня, а только потеряла, ведь грабители унесли весь товар. Здесь старики наконец рассказали Джассару страшную историю…

 

Откровение

 

- Наш народ беден и запуган, - тихо зазвучал подавленный голос Рахима. – Раньше некоторым порядочным людям удавалось прорваться ко двору Калифа. Эти храбрецы были настоящими безумцами! Они горели желанием помогать своей стране, добросовестно трудились, не давали воровать остальным слугам, помогали слабым. Но искоренить во дворце зло не смогли. Очень скоро их с позором прогоняли в пустыню. Вероятно, ты видел их останки, когда брёл средь барханов.

Голос старика дрогнул, скупая слеза прокатилась по щеке. Фатима закрыла лицо платком. Джассар молча кивнул и затаил дыхание, предвкушая ошеломляющую тайну. Рахим собрался с силами и продолжил:

- Так погиб наш единственный сын Акрам. Его имя означало «благородный». Тех же, кто льстил и совершал подлые поступки, Калиф приближал к себе. Они все свирепы и алчны, появляются в городе и грабят наш народ. Их семьи процветают, множась за счёт выгодных браков с другими знатными вельможами. Ходит молва, что жизнь в услужении Калифу совсем не такая, как за оградой дворца. Не надо много работать, не надо ни о чём беспокоиться - за них думает правитель. Они не знают нищеты и голода. Всё, что нужно – это верно служить ему четыре года, и тогда вся семья прислужника с почестями переезжает ко двору. Люди осознали ужасную истину: иметь доброе сердце очень невыгодно и даже опасно. Молодёжь всё больше воспитывают с надеждой, что она попадёт во дворец и весь род заживёт хорошо.

Джассар слушал своих хозяев, не проронив ни слова. Только глухо стучало горячее сердце и руки сжались в кулаки.

- Поговаривают, что в молодые годы сам Калиф мечтал стать поэтом. Он учился у лучших мудрецов и философов, но из него так ничего путного не вышло. Время от времени правитель декламирует свои стихи на базарной площади, но его выступления становятся настоящей пыткой для зрителей.

- У него одного - всё самое лучшее! – выпалил Джассар.

Старики тяжко вздохнули:

- Но ещё роскошнее живёт его сын - пустой, инфантильный юноша по имени Зиндорин. Наш Акрам рассказывал, как сын Калифа целыми днями курил кальяны и был настолько ленив, что не утруждался даже тем, чтобы умыться или переменить одежды. Поэтому в его услужении – те, кто не чувствует зловония.

- Всевышний! Как это возможно! – вне себя от возмущения воскликнул Джассар. – Но существует же Министерство Доброты! Я слышал о нём в толпе.

- Министерство Доброты! – горько усмехнулась Фатима. – Самое бесполезное в стране! Потому что Министром Доброты служит Зиндорин. Сановники только отчитываются, что сделали много хорошего. А народ терпит лишения, и конца этому не видно.

Ночью Джассар не мог уснуть от новых впечатлений. Ужасные события не давали ему успокоиться. Едва рассвело, он собрал узелок и заявил старикам:

- Матушка, отец! Позвольте мне вас так называть! Я должен пойти к Калифу - устроюсь в Министерство Доброты и всё изменю.

Изумлённые муж и жена пытались отговорить юношу от безумной затеи, но тот и слушать ничего не хотел.

- Одумайся, глупец! Дурья твоя голова! Ты же закончишь дни в пустыне! Как наш кровный сын.

- Нет! – отвечал Джассар. - Не могу я смотреть на то, как Калиф обижает вас. Никого больше у меня на свете нет. И хочу я, чтобы доживали вы свой век не в страхе и унижении, а в богатстве и почёте.

Как ни цеплялась, рыдая, Фатима за его одеяние, как ни бранился Рахим, сгоряча ударив Джассара деревянным посохом по спине, юноша был непреклонен. «Пойду! И всё тут!» Проводили его старики до дворцовых ворот и благословили. Долго стояли они поодаль и в бессилии тихонько плакали, глядя на суровых стражей с острыми синими секирами, которые запустили их названного сына во двор.

 

Министерство Доброты

 

Джассар был молод, хорош собою и силён. К тому же, в городе его ещё многие не знали. Поэтому страннику было легко устроиться в Министерство Доброты.

- Так ты говоришь, что хочешь послужить сиятельному Калифу? – едва шлёпая губами, проговорил жирный синетюрбан по имени Шакалович, который принимал на работу новых слуг.

Его безобразное тело сплющило четыре парчовые подушки. Джассар с удивлением рассматривал его и думал: «Как может держать Калиф такого отвратительного помощника? С него же начинаются власть и дворец!..» Шакалович жадно ел кусок зажаренного мяса. Жир стекал по мясистым рукам, капая прямо на свиток. В нём Шакалович должен был поставить свою подпись о приёме Джассара ко двору.

- Я буду самым преданным народу человеком! Стану честно работать… – убеждённо начал юноша, но его слова прервал громкий хохот.

Щёки Шакаловича, его живот и подушки тряслись от завывающего смеха. Заливисто лаял у входа стражник с синей секирой. Повизгивало трое рабов, отгонявших мух от яств. Неожиданно поднял голову и заблеял молодой жареный барашек, лежавший на серебряном подносе:

- Бе-е-е! Бе-е-е-е!

- Что, что не так? – растерялся Джассар.

Но Шакалович всхлипывал от смеха и вытирал слёзы липкими пальцами в перстнях:

- «Честно служить»! У-у-ху-ху-ху-у-у! Аха-ха-ха-а-а!.. Вот развеселил! Ладно, дайте ему тюрбан, посмотрим, каков он в деле!

Суровый одноглазый раб отвёл недоумевающего юношу в кладовую, выдал синий тюрбан, велел надвинуть на самые глаза, чтобы не замечать страдания народа, и предупредил: можно делать всё, что захочется, но снимать головной убор нельзя под страхом смерти. Джассар вышел в зелёный душистый сад и тут же позабыл на свежем воздухе свои невесёлые наблюдения. Весь день счастливый юноша гулял меж деревьев, наслаждался звуками музыки, которая лилась отовсюду, и валялся на одеялах в тени финиковой пальмы. Народу было видимо-невидимо, и все прохлаждались. Странным было то, что лица их оставались неподвижны, как маски. Лишь изредка скользила осторожным ужиком то там, то тут кривая полуулыбка. Говорили шёпотом, втягивая голову в плечи. Иногда в кустах мелькали одеяния рабов, которые слушали, о чём беседуют подданные. Джассару стало неуютно. Он ожидал, что по эту сторону высокой ограды будет литься свет благородства и участия, что Фатима и Рахим ошиблись насчёт придворного общества. Ведь Министерство Доброты для того и создано, чтобы объединять лучших из лучших!

Так минуло семь дней. И ничего особенного не происходило: никто не давал ему поручений, никто не спешил заводить дружбу. Придворные собирались группами, хихикали и лакомились фруктами. Правда, Джассар узнал, что все плодовые деревья в министерском саду делятся на два вида: одни – самые маленькие и корявые – для простых слуг, другие – роскошные и аппетитные – для близких людей правителя. Срывать плоды с них остальным категорически воспрещалось! Приходил трёхглазый чёрный раб и бил непослушных плёткой. Да и общаться с первым кругом прислуги было непозволительно.

На восьмое утро Джассар увидел у фонтана Шакаловича, который кормил ягодами павлина, несмело откашлялся и спросил:

- Любезный господин! Прости, что тревожу твой покой. Но не скажешь ли ты, когда мы будем делать добро для народа?

Шакалович оторопело уставился на юношу и тотчас разразился:

- А! Это ты, неуёмный дурак! Всё ищешь себе занятие? Поди прочь. Завтра позовём тебя.

На следующий день Калиф захотел десерта. Шакалович пришёл со списком и зачитал имена пятерых слуг, которым поручили собирать инжир. Джассар был среди них. Юноша расцвёл от удовольствия, что сможет наконец порадовать властителя, и воодушевлённо прошествовал к зарослям. Тучные фиговые деревья раскинулись в глубине сада. Плодов уродилось так много, что за день людям было не справиться.

- Не стоит и начинать, - вздохнул маленький коренастый синетюрбан и отставил свою корзину.

- Хочешь получить 20 ударов плетью? – накинулся на него второй. – Нас итак сюда направили в наказание за наши длинные языки!

- В наказание? – поразился Джассар. – Разве не счастье послужить нашему наидобрейшему Калифу?

Слуги искоса посмотрели на него и многозначительно переглянулись. Никто не ответил Джассару.

- Даже путь в тысячу миль начинается с первого шага, - уверенно проговорил юноша и стал срывать инжир.

Синетюрбаны нехотя последовали его примеру. Джассар заметил, что они не сильно утруждали себя работой: три ягоды клали в рот, одну отправляли в корзину. Часто спускались подданные со своих лестниц и беззаботно валялись в шелковистой траве.

- Ох, как трудно! – жаловались друг другу.

- И не говорите! Такую работу выполнять непросто. Тут надо подумать, с какой стороны лучше зайти.

 Их стоны звучали так правдоподобно, что Джассар замешкался: инжира собрано мало, а вздыхают его напарники так, будто нагрузили целый караван. К обеду солнце поднялось высоко над садом и щедро поливало расплавленный золотой мёд из своего небесного кувшина на тюрбаны и плечи прислуги.

- Сил нет, - проговорил один из наказанных и вытер потную шею. – Полежим в теньке!

Прошёл час, но напарники Джассара не спешили возвращаться к заданию.

- Братья! Пора за работу! – вскочил Джассар. – Осталась ровно половина урожая.

- Да полежи ты хоть ещё немного, - пробурчал маленький синетюрбан и перевернулся на другой бок.

- Эй! Вставайте! Калиф ждёт! – не отставал Джассар.

- Ребята, кто-нибудь уймите этого дурачка, - пробурчал долговязый слуга, пожёвывая травинку и рассматривая проплывающие в небе лёгкие облака.

Кто-то кинул в Джассара свою туфлю. Удивлённый невиданной ленью и безответственностью, юноша стал трудиться в одиночку. Минуло два часа, а четвёрка больше не притрагивалась к корзинам, издали посмеиваясь над чудаком.

- Вот, кто сделает за нас всю работу, - переговаривались слуги.

Двое вырыли в земле лунки, набрали камешков и стали играть в древнюю игру манкалу, не заботясь о поручении, которое им прислал повелитель. Когда Джассар набрал до краёв свою корзину, он ощутил сильную усталость. Но, понимая, что за неповиновение все получат по 20 ударов плетью, начал наполнять оставшиеся корзины. Чтобы взбодриться, Джассар запел. Говорят, хорошая песня работе помогает. К вечеру урожай был собран. Бедняга рухнул без сил под дерево и заснул мертвецким сном. Пришёл Шакалович, а вместе с ним – свирепый циклоп с плетью. Четвёрка бездельников вскочила:

- Принимай работу, уважаемый! – льстиво защебетали они. – Лучший инжир отбирали для сиятельного Калифа, ни одной ягоды в рот не взяли. А этот, – синетюрбаны указали на спящего юношу: - провалялся весь день в теньке. И за него пришлось потрудиться!

- Молодцы! Вы прощены, можете отдыхать! – одобрил Шакалович и обратился к циклопу: - А тому всыпать по полной за пятерых!

… Целый месяц заживали бока Джассара. Много слёз от боли и несправедливости было пролито. Разочаровался он в Калифе, понял, что прислуга такова, каков начальник. «Но Зиндорин!  Ведь он Министр Доброты! Вот, кто один вершит здесь по-настоящему хорошие дела!» - думалось ему. Юноша жаждал наконец познакомиться с сыном правителя и рассказать обо всех беззакониях.

Как-то раз Зиндорин захотел поехать в банановую рощу. Созвали тридцать прислужников. Министр Доброты не захотел садиться в прогулочный балдахин. И тогда его кровать подняло четыре циклопа и понесло на могучих плечах.

- Наш Министр нездоров, не может идти? – шёпотом спросил Джассар одного из синетюрбанов.

Он уже привык к тому, что при дворе нужно разговаривать едва слышно. Слуга лишь хмыкнул и продолжил путь в полном молчании. Зловоние от одежд Зиндорина сопровождало процессию, и Джассару вспомнились слова Фатимы и Рахима.

В банановой роще трудились крестьяне-феллахи. Одному из них, седому больному старику в рванье, Зиндорин приказал принести 238 бананов. Джассар украдкой отодвинул тюрбан с глаз и заметил, как один из прислужников побледнел. Это был крикливый здоровяк, тогда, на рыночной площади, хлеставший плетью торговцев. Феллахи в страхе замерли на своих местах и боялись пошевелиться. Больной старик едва передвигал ноги, когда складывал в огромную корзину плоды.

- Неси её сюда и поживей! – крикнул Министр Доброты и выдохнул облако дурмана, держа в руке кальяновую трубку.

Тень скорби набежала на лицо молодца в синем тюрбане. Старик слабо потянул за ручку корзины, но не смог даже сдвинуть её с места. Тогда человек из свиты подскочил к бедняку и с размаху ударил его хлыстом. Молодой здоровяк вскрикнул, откинул головной убор и бросился к поверженному телу:

- Отец! Не трогайте его!

Он склонился над стариком, но тот уже был мёртв. Джассар стоял словно молнией поверженный.

- Взять его! Повесить! А лучше сначала отрубить голову, а потом повесить! – завизжал Зиндорин.

Свита набросилась на юношу, но тот был крепок. Завязалась потасовка. Погибло восемнадцать прислужников. И среди них – раскаявшийся сын.

- Не страшно! – буркнул Министр Доброты. – Одним больше, тремя меньше! Что-то у меня аппетит прошёл. Живо во дворец! Хочу посмотреть, как танцуют мои наложницы.

…Джассар медленно брёл по министерскому саду. В золотых клетках сидели экзотические птицы. Но они не пели. Воздух наполняли томные звуки инструментов, звучавших в искусных руках придворных музыкантов. Юноша думал о том, что произошло днём, и слёзы застили глаза. Он неистово тосковал по своим приёмным родителям, боялся за Фатиму и Рахима. Ещё большую печаль вызывало его настоящее положение: уйти из дворца можно было только в изгнание в пустыню Смерти.

- А как будут жить твои старики и весь народ? Об этом ты подумал? – вдруг услышал над собой неземной голос и шелест крыльев.

Джассар никого не увидел, но догадался, что с ним разговаривает Симург - гигантская вещая птица, которую никому не дано узреть.

- Зло побегом не уничтожить. Затаись и жди своего часа, - продолжал голос. – Не за горами тот день, когда ты сможешь бросить Калифу вызов.

- Спасибо, птица Симург! – воскликнул юноша и поклонился туда, откуда звучало пророчество.

Но ответа не последовало. Джассар зашагал к себе. Да, Калифа нужно было побороть…

 

Негаданная встреча

 

Три года жил юноша во дворце. Сердце его щемила неизбывная тоска по родителям и вольной жизни. Тысячу и девять раз пожалел Джассар о том, что ступил за эти ворота в поисках справедливости. «Гораздо больше пользы я мог бы принести отцу и матери там, в бедном, но чистом и уютном доме или за торговым прилавком. Как живут мои старики? Не больны ли, не голодны?» - сокрушался он, ведь за всё это время его ни разу не брали на рыночную площадь. Стихи Джассар-поэт больше не писал – словно окаменел внутри и не мог родить ни одной возвышенной строки. А повествовать даже веткой на песке о страданиях было опасно.

Однажды вечером в глубокой печали брёл Джассар вдоль забора и призывал Аллаха помочь ему. С тяжёлыми мыслями опёрся он на витиеватые прутья из чистого золота и вдруг чуть не вывалился наружу. Некоторые из них были плохо закреплены и легко отходили в сторону.

- Слава Богу! - обрадовался Джассар и упал на колени.

Но тут же спохватился, вскочил на ноги и поспешно раздвинул ветви кустов – не подглядывают ли за ним рабы. Уголок двора был пустынным. Юноша решил во что бы то ни стало повидать Фатиму и Рахима.

Как только город обняла сладостная южная ночь и плотный раскалённый воздух наполнился нескромными любовными песнями цикад, Джассар проскользнул между прутьями ограждения и торопливой поступью направился вглубь переулков к отчему дому. Тонкий месяц Востока насмешливо взирал с недосягаемой высоты на юношу, который сжимал под плащом крепкий тяжёлый мешочек с золотыми монетами – его жалованье за службу у Калифа. Неожиданно в гуще уснувших медовых цветов Джассар услышал какие-то звуки. Он замер на месте. Послышался плач. Путник ступил в высокую траву и увидел девушку. Незнакомка вскрикнула, ласточкой взметнулась, но запуталась в длинном одеянии.

- Не бойся! Я не причиню тебе зла. Как твоё имя? - ласково проговорил юноша.

- Шахрият, на полумесяц смотрящая, - нежным колокольчиком прозвенел девичий голосок.

Волосы и брови красавицы были чернее арабской ночи, а губы – как полураскрывшийся розовый бутон. Джассар заглянул в эти огромные, встревоженные, ещё влажные от слёз глаза дикой лани, и потерял голову. Девушка увидела его волнение и зарделась. Она опустила длинные густые ресницы.

- Кто обидел тебя, о, несравненная? – прошептал Джассар.

- Сегодня днём Калиф убил всю мою родню и поджёг дом. У нас не было денег, чтобы покрасить синей краской стены и крышу…

Солёные потоки вновь побежали по щекам несчастной. Джассара захлестнула волна гнева и стыда за то, что он служит такому мерзавцу.

- А я спряталась и поэтому избежала расправы, - еле выдохнула Шахрият. – И теперь мне некуда идти.

- Я Джассар, приёмный сын Рахима, - горячо заговорил юноша. – Идём скорее к моему отцу!

- Джассар? Тот самый, что на службе у Калифа? - вскрикнула Шахрият и в ужасе закрыла лицо платком.

- Я сам страдаю, поверь! О, если бы ты знала, как ненавистна мне моя судьба. Идём же к отцу, иначе скоро на небе растают звёзды. И тогда нам обоим несдобровать.

Молодые люди с опаской прокрались к лачуге Рахима и разбудили стариков. Слёзы радости струились по лицам родных людей, вновь обретших друг друга. Джассар рассказал о судьбе Шахрият, попросил Фатиму позаботиться о ней и передал отцу золото. Не зажигая огня, чтобы не привлекать внимания любопытных соседей, семья сидела на циновке и совещалась. Юноша рассказал начистоту о своей жизни при дворе правителя и намерении его одолеть.

- Ох, и опасное дело затеял ты, сынок, - проговорил хозяин дома. – Не будет Калифа, во главу страны станет его сын Зиндорин. У него много слуг, которые готовы продать мать и отца за то, чтобы есть с золотого блюда.

- Однажды я слышала от моей покойной матери, что Калиф – колдун, - тихо вымолвила Шахрият. – Матушка узнала от странницы, что победить его может только Поэт.

Краснея под пламенными взглядами Джассара, красавица поведала, что каждые двадцать четыре дня, да ещё через тридцать появлений луны Калиф читает на городской площади перед подданными свои стихи.

- Да-да, - подтвердил старик Рахим. - Эти выступления безобразны и глупы, похожи на кривляния мартышки, и длятся они с утра и до самого вечера. Калиф считает себя искусным оратором. Зрителям запрещено покидать свои скамьи. Непокорных бьют кнутами и возвращают на место. Иногда таких несчастных скармливают диким зверям, заталкивая в клетки.

Джассар вздрогнул. Кровожадность тирана не переставала его поражать.

- Потом выступление продолжается. Чтобы избежать наказания за побег, некоторым людям приходится даже притворяться мёртвыми. Тогда прислужники в синих тюрбанах берут их за руки и ноги и выносят из уличного театра. Счастливчики соскакивают с земли и пускаются наутёк.

- В час, когда солнце расзолотит верхушки абрикосовых деревьев, начнётся представление - завтра, - добавила Фатима. – Вчера глашатаи на базарной площади разыскивали смельчака, способного при всех бросить вызов самому повелителю. Он убеждён, что такой человек никогда не родится на свет, поэтому и не боится, ведь с ним – стража и множество слуг. Поэт должен попробовать доказать, что его стихи лучше, чем у Калифа.

- И только? – рассмеялся Джассар. – Благодарите Бога за своё спасение! Я поэт и пойду на бой с Калифом!

Изумлённая Шахрият всплеснула руками. Но старик Рахим гневно стукнул посохом по полу:

- Несчастный! Неужели ты до сих пор не понял, насколько тиран свиреп? Почему ты знаешь, что сумеешь его победить? Если твои стихи не понравятся людям, он тебя накажет. Но даже если и понравятся, то прикажет своим львам растерзать тебя!

- Достойная смерть лучше позорной жизни при дворе! Ничего не бойтесь. И да поможет нам Аллах! – заключил Джассар, спешно попрощался и тенью скользнул в ночной бархат.

Без препятствий возвратился он во дворец и заперся в своих покоях. Джассар решил для надёжности взять с собой кинжал, чтобы защититься от Калифа, если тот вздумает на него напасть. Всю оставшуюся ночь Джассар молился Богу и просил о пощаде, только под утро сомкнул глаза. Во сне ему явился наби – пророк, который протянул горсть пшена и сказал:

- Сын мой, возьми это пшено и хорошенько припрячь его. Когда настанет беда, оно тебя спасёт. А клинок оставь. Он перед колдовством бессилен.

Проснулся Джассар на заре и на своей подушке увидел горсть крупы. Его вера предписывала доверять наби, потому что они были безгрешны и передавали предписания Всевышнего Аллаха.

- Благодарю тебя, отец небесный! – воскликнул юноша и спрятал пшено в своё одеяние.

О том, что положил с собой кинжал, он и думать забыл.

 

Схватка

 

Когда Джассар пришёл на базарную площадь, сотни людей в белых чалмах, фесках и платках уже сидели на местах. В центре земля была устлана дорогими коврами. На них лежали луки, стрелы, изящная посуда и кинжалы – Калиф не просто декламировал свои сочинения, он наряжался как актёр. К пыльным серым стенам торговых строений жались овцы и верблюды. Горожане ждали прибытия Калифа. Свирепые львы и медведи, страшные большие скорпионы уже были привезены и томились в железных клетках. Народ пугливо вздрагивал от рёва зверей. У входа стояли стражники с мечами и хлыстами и грозно глядели на толпу. Юноша осторожно озирался по сторонам в поисках знакомых. Нет, не боялся он лютой смерти. Больше всего не хотел, чтобы мать и отец видели расправу над ним. И Шахрият… Сердце его сладостно заныло. Как хотелось испить мёд её губ! Но родных людей нигде не было видно. И тогда Джассар занял свободное место поближе к коврам рядом с бородатым нищим в сером рубище.

Калиф появился, как всегда, в сопровождении пышной процессии. Впереди шло несметное число музыкантов и танцовщиц в звонких монисто. Следом тяжело ступало сорок семь чёрных рабов в тигровых шкурах и со сверкающими копьями. Повозку Калифа и его сына Зиндорина везло шестнадцать чёрных скакунов. Два жёлтых карлика стояло на задней ступеньке телеги и держало в руках опахала из павлиньих перьев. Шествие замыкало шестьдесят прислужников в синих тюрбанах. В воздух взвились кнуты, и скамьи взорвались аплодисментами. Зиндорина, лежащего на подушках, перенесли под тенистое дерево, где карлики отгоняли от него ос и комаров. А Калиф ступил на узорчатые ковры.

 

Никто с Калифом не сравнится,

Калиф сиятельней луны.

И сам Аллах пред ним склонится,

Как червь пред Господом своим…

 

Его скрипучий дребезжащий голосок навевал скуку. Жители города томились под палящими лучами солнца, но страх был сильнее жары. Пот выступил на лбу тирана. Слуга то и дело подносил ему шёлковый платок и розовую воду, но Калиф не прекращал выступление. По знаку синетюрбанов зрители рукоплескали оратору. И когда Калиф кричал:

- Мало! Хлопайте громче! - хлопки раздавались сильнее.

После одного из стихотворений исступлённая толпа была вынуждена аплодировать целых девятнадцать раз. Самодовольство сияло в рыбьих водянистых глазах Калифа, а ленивый Зиндорин бессовестно храпел в тени раскидистых пальм – ему и дела не было до того, что происходило вокруг. Джассар молился, чтобы правитель вызвал к себе поэта из народа. И тогда вышел бы он и люди были спасены. Но и другая мысль навязчивым червяком точила его: в последний раз он видит этот белый свет, эти небо и траву, этих людей и птиц. Никогда не обнимет он Фатиму и Рахима, гибкий стан своей возлюбленной Шахрият. Злые монстры вопьются в него когтями, клыками и жалами, выколют его глаза, выпьют всю кровь…

Через шесть часов Калиф наконец крикнул:

- Кто посмеет бросить мне вызов и забрать у меня славу великого поэта?

Скамьи замерли. Трепет пробежал по рядам. Никто не хотел связываться с властителем и его слугами.

- Выходи! Иначе мои звери выскочат наружу! – требовал тот.

И тогда Джассар встал. Ноги его не слушались. Он плохо помнил, как дошёл до ковра, низко-низко поклонился Калифу и замер в стороне.

- Ты поэт? – пренебрежительно оглядел он юношу.

- Да, могущественный повелитель, - глухо отозвался Джассар.

- Я видел тебя в моём дворце. Сними тюрбан и читай стихи!

Джассар мысленно призвал Аллаха и стянул головной убор. Испуганный возглас прокатился в колонне слуг – снимать тюрбан запрещалось под страхом смерти! Джассар повернулся к горожанам и начал:

В пустыне дикой и немой

Три дня я шёл к себе домой.

Досталось мне печалей много -

Судьбы тернистая дорога.

 

И вот явился вдруг оазис,

И в нём – дворец – сокровищ кладезь.

Я как в мечеть в него вошёл,

Но только горе там нашёл.

 

Повсюду – слежка, грабежи,

Здесь утонули все во лжи.

Гордыня – лучшая подруга -

Калифа верная супруга.

 

На этих словах Джассар споткнулся и искоса глянул на властителя. Тот окаменел и от неслыханной дерзости открыл рот. Люди, поражённые смело прозвучавшей истиной, встрепенулись. Раскалённый воздух наполнили одобрительные крики и аплодисменты. Прислужники хотели было броситься на Джассара и растерзать его, но Калиф подал знак:

- Продолжай!

 

…Я думал, что спасу народ,

Дошёл до золотых ворот

С открытым сердцем и любовью.

А заплачу за дерзость кровью.

 

Известна страшная кончина,

Не будет стыдно пусть за сына.

И покарает пусть Аллах

Тебя, Калиф, твой род и прах!

 

Народ обезумел и повскакивал с мест:

- Слава Джассару!

- Верно говорит!

- Смерть Калифу!

Засвистели плётки. Зрители получали удары, падали на землю, но тут же поднимались и снова выкрикивали те же слова:

- Слава Джассару! Смерть Калифу!

Тогда деспот махнул рукой, и синетюрбан положил ладонь на задвижку клетки со львами. Народ притих.

- Дерзкие слова ты говоришь, - проскрипел Калиф, и в его глазах налились грозовые тучи. – Но люди признали тебя лучшим поэтом. Так тому и быть. Ты победил в этом состязании. Пусть все знают, что Калиф держит своё слово.

Скамейки взорвались рукоплесканием и криками ликования. Джассар не понимал, что будет дальше. Мускулы его напряглись, тонкая вена вздулась и пульсировала на виске. Калиф махнул платком, и все снова замолчали.

- Победителю полагается награда. Возьми этот перстень!

Он снял с безымянного пальца кольцо с большим рубином и протянул герою. Юноша медлил.

- Возьми перстень! – повелительно повторил тиран.

Джассар осторожно принял подарок и надел его. И в этот миг Калиф взвизгнул:

- Но за то, что ты нарушил клятву и снял тюрбан, сам убью тебя!

Секунда – и Калиф обратился в извилистый стебель сорняка, сплошь покрытый острыми шипами. Джассар от неожиданности отпрыгнул, а горожане вскричали. Сорняк вытягивался всё выше и выше и наконец поравнялся с рослым юношей. Его шипы и иглы оторвались и полетели на поэта. Джассар едва успел увернуться. Тогда подвижный стебель потянулся в его сторону и зашипел:

- Смерть тебе, негодяй!

Джассар вспомнил о своём остром кинжале, выхватил его и резанул стебель поперёк. Чёрная густая кровь полилась из растения. Оно упало на ковёр и стало отползать, как живая гадюка. Джассар выдохнул от облегчения. Но напрасно! Секунда – и змея с треском лопнула, а из её кожи со зловещим звоном вылетело маленькое чёрное зёрнышко, которое превратилось в огромного рогатого ворона – такого большого, что своими синими крыльями он застил свет. Птица взвилась над базаром, дико щёлкнула клювом и начала стремительно пикировать на бедного поэта. Клинок тут уже не поможет!

- Где твоё пшено, сынок? – внезапно выкрикнул бородатый нищий, и Джассар успел узнать в нём наби.

В последний миг юноша швырнул горсть пшена в глаза колдуну, и тот захлебнулся в зёрнах. Ударил гром. Небо разверзлось, полил дождь, и люди в панике заметались по площади. Сверкнули серебряные мечи молний. Они вонзились в оборотня, Зиндорина и слуг. Враз пропали и Калиф с сыном, и вся их стража. Только синие тюрбаны, кнуты, да мечи остались лежать на мокрой земле.

Вышло солнце, и над городом взвился разноцветный мост. На нём сидели рухи – две души, в которых Джассар узнал покойных матушку и отца. Более десяти лет он их не видел. Но сердцем почувствовал – это они! Юноша поднял голову и, не отрываясь, смотрел на это чудо. Родители выглядели счастливыми, улыбнулись и помахали ему. Видение растаяло. Дождь прекратился, и все увидели, что высокое ограждение белого дворца рухнуло. Горожане ликовали, обнимали друг друга, как родные. А наби и след простыл.

Джассар со всех ног побежал к отчему дому. С замиранием сердца влетел он в лачугу. Его приёмные отец и мать, красавица-Шахрият молились. Всё это время они неустанно взывали ко Всевышнему и просили его пощадить Джассара. Тотчас юноша бросился к ним.

- Хвала Господу! Ты жив! – воскликнули те и заключили его в объятья.

- Не бойтесь! Калиф повержен. Теперь всё его богатство принадлежит людям.

Они стали накрывать праздничный стол, но услышали крики с улицы:

- Слава храброму Джассару!

- Выходи, Джассар! Народ хочет говорить с тобой!

Семья ступила за порог. Все жители оазиса стояли у их дома с зелёными ветвями и цветами в руках. Самый древний старик, опираясь на клюку, степенно поклонился Джассару:

- О, храбрый юноша! Я прожил 130 лет на этой грешной Земле и за свой век ещё не видел поступка, по смелости равного твоему. Ты спас всех от лютого чародея. Сердце твоё исполнено отваги, а душа – доброты. Ум твой глубок и ясен. Прими нашу просьбу, не откажи. А хотим мы, чтобы сделался ты нашим калифом и правил этими землями мудро и справедливо.

Фатима расплакалась от радости, а Джассар поклонился до земли и согласился.

- Что же делать мне с перстнем Калифа?

- Закопай в центре рыночной площади, - посоветовал долгожитель. – Там ему место.

 

 

Эпилог

 

…Много воды утекло с той поры. Восемьдесят раз собрали феллахи богатые урожаи. Семь тысяч триста раз вставало и заходило солнце, раскрывали и смыкали свои бутоны цветы. Тысячи странников побывали в этом оазисе. И все говорили, что лучше правителя, чем Джассар, сын Рахима, они ни в одном государстве не встречали. Рубиновый перстень зарыли на базаре, и из него в небо взметнулся стоцветный музыкальный фонтан. В знойные часы сидели подле него прохожие и омывали лица.

- Это настоящее чудо света! – восклицали путешественники, а художники писали картины.

Не было ни бедности, ни голода в этой стране. Не подчинили её ни воинственные соседи, ни пески пустыни. Ибо жили там по заповедям божьим – по законам всепобеждающей любви.

 

 

3. Сказка – 3 «Музыкальная шкатулка».

 

 

МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКАТУЛКА

 

Часть I

 

Третьеклассника Васю Забиякина знали все окрестные коты. Уже издали завидев этого взъерошенного мальчугана с неизменно порванным портфелем и торчащей из кармана помятых брюк рогаткой, воробьи в ужасе разлетались врассыпную, а соседские бабушки провожали его со своих лавочек неодобрительными взглядами. Нет, в сущности, Вася был мальчиком незлобным. Родители любили его, старались приучить к порядку и труду. Но какая-то внутренняя противоречивость сбивала его с благостного настроя, Вася второй, шалопай, постоянно подавал голос:

- В школу идёшь? А, смотри, новые батуты поставили в парке! Пошли попрыгаем!

- Бабушке решил с посудой помочь? Тря-япка! Ха-ха! А давай скорчим ей рожу и побежим на корт гонять мяч!

- Суп он ест! Малышня-я! Крутые пацаны давно хрустят чипсами! Ну, и кто ты после этого?..

- Ничего-ничего, - успокаивал отец расстроенную маму. - Исправится наш оболтус, успокоится. Вот увидишь, музыкальная школа сделает из него человека!

Шёл уже третий год необъявленного противостояния Васи второго с Калерией Петровной. Она неутомимо старалась призвать его к прилежному выполнению домашних заданий, а Вася-хулиган артачился, из последних сил доказывая, что он калач тёртый, что Бахами и Пуччинями его не пронять. Двойка, эта кичливая лебедица с ехидным выражением колючих глазок, стала частой гостьей в его дневнике. Учительница беспощадно населяла двойками его дневник, и они там теснились, шумно хлопали крыльями и пронзительно гоготали, пытаясь ущипнуть своего хозяина за палец, когда тот намеревался их затереть ластиком или переправить на тройку.

Калерия Петровна понимала, что Вася – мальчик вполне способный, у него были абсолютный слух и хорошая музыкальная память. Правда, при этом он не стремился запоминать фамилии композиторов. Он то шалил, огрызался, спустя рукава подходил к выполнению заданий, то вдруг притихал на занятиях и словно бы погружался в чарующий мир музыки. Двойственность натуры мешала постоянству и становилась причиной его проблем. Вася был подобен маятнику. Учительница пыталась его перевоспитать, но однажды у неё созрел другой план.

Калерия Петровна была высокая дама с тугим пучком чёрных волос и большими очками в черепаховой оправе, которые величественно восседали на её длинном птичьем носу. Воистину по-королевски вплывала она в класс по музыкальной литературе, всегда всё знала и любила повторять ученикам: «Знания не даются без старания!»

- Нужны мне ваши знания, -подумал про себя Вася и продолжил скручивать лабиринтик из бумаги. В этот лабиринтик случайно попалась жирная пучеглазая муха, которая битый час не могла найти из него выхода.

- Хе-хе, - радовался Забиякин и передразнивал Калерию Петровну, обращаясь к своей пленнице: – У кого знания, у того и сила!

Но муха всё-таки добралась до выхода из бумажной ловушки и, счастливо жужукнув на прощание, полетела прочь.

- Эх, - скучающе зевнул Вася. – Сейчас бы пое-есть!

Из портфеля предательски доносился будоражащий запах бутерброда с колбасой.

- …До конца жизни Россини больше не написал ни одной оперы, - откуда-то издалека доносился строгий монотонный голос Калерии Петровны. – …Тучный композитор открыл свой ресторан и лично в нём готовил. И когда поклонники восхищались его музыкой, Россини полушутя говорил: «Ну, что вы! Вот если бы вы попробовали пасту в моём исполнении!»

Вася с тоской покосился на портрет Джоаккино Россини, висящий на стене. «Только ты, брат, меня сейчас понимаешь!» - подумалось ему. И вдруг композитор лукаво подмигнул Забиякину. Не успел Вася удивиться, как прозвенел звонок, и ребята побежали на перемену.

- Васенька, подойди сюда, - устало, но ласково попросила Калерия Петровна.

На столе её стоял диковинный предмет: увесистая коробочка старинной работы на четырёх изогнутых ножках была накрыта крышкой с овальным куполом. Справа торчал вставленный в отверстие маленький серебряный ключик.

– Это музыкальная шкатулка. В ней спрятаны разные секреты. Я думаю, она поможет тебе полюбить музыку и лучше запомнить названия произведений и их авторов. Чтобы услышать мелодию, нужно повернуть ключик. Возьми до завтра шкатулку.

Из музыкальной школы Вася поплёлся домой, сшибая портфелем цветы, которые росли на клумбе от школьного крылечка до калитки. Подумалось мальчику, что дома ему предстоит учить наизусть стихотворение, решать примеры и писать сочинение про любимые игрушки. Спешить не хотелось. Он вспомнил про бутерброд, лежавший в сумке, свернул в первый попавшийся двор, присел на траву и стал искать свёрток в портфеле. Неожиданно он ощутил что-то твёрдое и холодное. Вася вынул ту самую шкатулку Калерии Петровны. О них обеих он и думать забыл. Шкатулка была вся покрыта какими-то узорами. На крышке красовалась витиеватая надпись: «Без музыки мир был бы ошибкой». Забиякин нашёл бутерброд, откусил его и поднял крышку шкатулки. Внутри было пусто. Вася повернул ключик, и зазвучала музыка…

В мгновение ока всё вокруг переменилось! Забиякин глазам своим не верил: справа и слева от него в полусумраке рядами стояли дубовые скамьи, уводившие к алтарю, над которым высилось распятие Христа. Потолки были невероятной высоты! Сам он стоял в проходе между скамейками, по обе стороны величественно возвышались колонны, освещённые тусклым блеском свечей. Вася машинально сунул бутерброд в шкатулку и запихнул её поглубже в брючный карман. В соборе – а это был старинный протестантский собор! – не было ни души. Всё пространство было залито глубокой и торжественной музыкой. Мелодия, словно птица, то взвивалась под самый купол, то металась от витража к витражу, от колонны к колонне, то вдруг рассыпалась на мириады пламенных язычков и растворялась в мальчике, наполняя всю его душу невероятным волнением и трепетом. Прямо перед собой Забиякин увидел огромный орган, за которым сидел коренастый мужчина в тёмно-синем бархатном камзоле и белом парике с буклями. Забиякина вдруг осенило: он уже слышал эту чарующую мелодию! Калерия Петровна не раз включала ребятам запись, но тогда Вася, к досаде своего учителя, никак не мог запомнить композитора.

Внезапно залу пересекла ослепительная белая молния. Послышался раскатистый удар грома.

- Бабах! – от неожиданности воскликнул Забиякин.

Органист подскочил, парик съехал ему на затылок. Он обернулся и удивлённо ответил:

- Да, Бах – это я!

Лицо старика показалось поражённому Васе хорошо знакомым: его портрет висел в их классе по музыкальной литературе. Сомнений больше не оставалось: перед ним сидел Иоганн Себастьян Бах, величайший немецкий композитор XVIII века собственной персоной! Это открытие было покруче, чем новенький айфон, который обещал купить ему отец, если он закончит учебный год без троек.

- Вас все считают композитором номер один, - прошептал сражённый Забиякин.

- Ну, что ты, мальчик! Право слово, это совсем не так, - Бах смущённо замахал руками. – Я простой кантор хора школы при церкви святого Фомы в Лейпциге. А композитор номер один – это Георг Фридрих Гендель. Он руководит Королевским театром, его оперы ставят в Лондоне… Я уже много лет мечтаю встретиться с ним и выразить ему своё почтение. Говорят, он приехал в наши края. Я отправил ему письмо и жду в гости.

Мечтательность осветила суровое лицо Баха, его взгляд потеплел. Вася вспомнил, как Калерия Петровна рассказывала, что встреча с Генделем была сокровенной мечтой Иоганна Себастьяна. Гендель был известный, богатый и горделивый человек. И он невысоко ценил своего современника, за которым закрепилась слава замечательного органиста, но весьма заумного композитора, сочинявшего непонятную для большинства музыку. Однажды оба находились совсем близко друг от друга, но Гендель к Баху не заехал. Бах так и не познакомился с ним. Мечте не суждено было сбыться. И тут Васю охватила такая пронзительная жалость, что он решил во что бы то ни стало изменить ход истории.

- Иоганн Себастьяныч, никуда не уходите! – вне себя от волнения закричал мальчик растерянному старику, а ноги уже несли его к выходу.

Едва он очутился на свету, как вдали послышалось цоканье копыт: по улице мчалась упряжка лошадей, везущих великолепную повозку, на которой красовался блистательный вензель с буквой «Г». «Сам Гендель! – пронеслось в голове у Васи. – Ещё несколько секунд, и он промчится мимо церкви!» Не раздумывая, Забиякин вынул из кармана рогатку, подобрал с мостовой засохшую сливовую косточку и выстрелил прямо в окно поравнявшейся с ним кареты!

- Ой-ой-ой! – завопил кто-то. – Останови-и-и!

- Тпр-р-ру-у-у! – закричал кучер, и кони стали как вкопанные. В окошке показалась недовольная аристократическая физиономия, обрамлённая париком. – Кто это смеет стрелять в меня? В меня, самого Георга Фридриха Генделя, величайшего композитора современности?! Это ты, жалкий мальчишка?

Но Забиякин подхватил вторую косточку и запульнул Генделю прямо в нос!

- А ну, постой же! – зарычал Гендель. – Сейчас я оборву твои бессовестные уши!

С этими словами он лихо выскочил из повозки и побежал к Васе. Но тому только это и нужно было. Он ринулся в собор святого Фомы, на ходу показывая язык разъярённому композитору, сыпавшему непонятные проклятия на немецком. Когда оба очутились внутри, Бах, всё это время импровизировавший на органе, повернулся и недовольно спросил:

- Что это за шум в доме Божьем?

Забиякин тут же спрятался под тёмную лавку, а Гендель остановился, близоруко озираясь по сторонам.

- Господин Гендель! Это Вы! – обрадовался Бах и бросился пожимать его руку. – Я так рад Вас видеть! Меня зовут Иоганн Себастьян Бах. Вот уже много лет я мечтаю о встрече с Вами. Ваша музыка гениальна! Я органист и тоже сочиняю. Пойдёмте же скорее, мне так хочется с Вами поговорить и сыграть Вам кое-что!..

С этими словами он повлёк за собой изумлённого Генделя, уселся за старинный орган и стал что-то наигрывать. Вася слышал, как композиторы доброжелательно беседуют о музыке и о жизни. Он выполз из своего убежища, уселся в уголок и долго-долго слушал разговоры стариков. Бах весь сиял от счастья, едва сдерживая слёзы радости. А Гендель изумлённо и с большим интересом слушал его сочинения. С чувством выполненного долга Вася Забиякин вышел на улицу и побрёл, всё ещё находясь под впечатлением от этой истории. Внезапно он ощутил, что голоден. Вася вспомнил про накусанный бутерброд, второпях положенный им в музыкальную шкатулку, достал её из кармана и открыл крышку. Колбаса и хлеб лежали на месте. Пожёвывая лакомство, Забиякин в задумчивости покрутил ключ и вдруг услышал:

- Мальчик, поберегись!

Прямо возле уха просвистел мячик и глухо ударился о забор.

Во дворе резвились мальчишки – такие же, как он, только в диковинных башмачках, атласных панталончиках, расшитых серебром и золотом камзольчиках и белых паричках. Озорнее всех был тот, у которого из-под воротника мышиным хвостиком торчала беленькая косичка и во всю щёку зиял префиолетовейший синяк.

- Ганс – лягушка, три ведра,

Надаю под зад с утра! -

задиристый мальчуган строил смешные рожицы, а неповоротливый увалень пытался его поймать. Вася едва сдерживался, чтобы не побежать к ребятам – так ему хотелось присоединиться к веселью. Но уж больно странная была вокруг обстановочка. И он остался наблюдать. Вдруг из окна позвали:

- Вольфи! Вольфи! Пора домой! Надо готовиться к концерту!

Неохотно мальчишка подхватил свой мяч, на прощанье ловко успел поставить щелбан одному из двух приятелей и пулей помчался в дом.

- Надаю ж под зад с утра! – крикнул он издали, хрюкнул и захлопнул изнутри дверь.

Вася стоял не шелохнувшись. Ребятишки в паричках уселись в песок и стали строить крепости. Вскоре из окна полились звуки клавесина: как хрустальные, чистые слёзы младенца, разлетались они по двору и щемили сердце.

Забиякин нерешительно подошёл к песочнице и спросил:

- Мальчики, а кто это так дивно играет?

- Как «кто»? – живо отозвался Ганс. – Не знаешь, что ли? Это наш друг Вольфганг Амадей Моцарт. Он сам сочиняет музыку и сейчас вместе со старшей сестрой готовится выступать перед Его Величеством Королём!

- Перед самим королём!.. – прошептал в изумлении Вася и всплеснул руками. Музыкальная шкатулка тотчас же выпала из кармана и шлёпнулась в песок.

- Вот это вещица! – воскликнул Ганс. В ту же секунду он подхватил её и отбежал.

- Отдай! Это моё! – закричал Вася и бросился отнимать музыкальную шкатулку.

- Эй, Якоб, лови! – Ганс перебросил коробочку приятелю.

- Ха-ха-ха! – обрадовался тот и стал дразнить Забиякина. В пылу борьбы он нечаянно раскрыл шкатулку и задел ключик. Ключик хрустнул и повернулся. Из шкатулочки зазвучала мелодия. Якоб растерялся, а Вася, воспользовавшись моментом, выхватил драгоценный предмет и очертя голову помчался прочь…

 

Часть II

 

Вася ещё долго бежал по кустам и бурьяну, пока наконец не выскочил на поляну. Сердце его глухо и часто стучало. Ухватившись левой рукой за живот, Вася дышал часто и испуганно. Мало-помалу он начал приходить в себя и рассмотрел, что стоит посреди прелестного ухоженного парка, а рядом с ним на скамеечке сидит презанятный молодой человек. Одет он был скоромно, скорее, бедно, а причёска была такая, что мальчик вспомнил, как однажды он сушил феном густую лохматую шерсть своего любимого пса Рекса. От этих мыслей внутри у Забиякина потеплело, и он улыбнулся. Молодой человек казался весьма интеллигентным. Его целиком и полностью занимала какая-то потаённая внутренняя мысль, игра воображения, которая озаряла глубокими всполохами его умные добрые глаза, казавшиеся немного детскими и беззащитными из-за овальных стёклышек очков. В одной руке незнакомец держал обрывок бумаги, в другой - засаленный огрызок карандаша. Вася подошёл ближе и увидел, что молодой человек записывает ноты! А музыка из шкатулки всё звучала, наполняя атмосферу прекрасного парка упоительным ощущением безграничного счастья. Уже догадавшись, что все его приключения исходят от новой мелодии из шкатулки, Вася уселся рядом с незнакомцем и осторожно спросил, пытаясь разгадать, с кем на этот раз свела его судьба:

- Вы тоже слышите музыку из моей шкатулки?

Молодой человек удивлённо взглянул поверх очков на Васю и проговорил:

- Это же моя музыка! Она наполняет меня всего. И я записываю то, что мне приходит свыше.

- А как она к вам приходит? – удивился Забиякин.

- Как ей вздумается! – рассмеялся незнакомец. – Это может случиться когда и где угодно. Самое главное, чтобы у меня всегда были под рукой карандаш и клочок бумаги, чтобы её не упустить!

Внезапно догадка озарила Васю. Ему вспомнились занимательные рассказы Калерии Петровны о жизни великих композиторов. Какой-то человек, австрийский, кажется, композитор написал невероятное количество песен, много камерной музыки и симфоний, но о его сочинениях знал лишь узкий круг друзей. Он никак не мог устроиться на работу музыкантом. Музыку его не исполняли, а сам он был настолько беден, что часто не имел денег на кусок хлеба и приходил поесть к своим знакомым, которые были очень добры к молодому дарованию. Но фамилия! Никак не приходила на ум. Вася припомнил, что некоторое время назад пытался запомнить её по ассоциации с какой-то одеждой из гардероба. «Пальто… Пальтошкин? Нет, ерунда какая! Композитор Пальтошкин – это невозможно. Шляпкин… Шаляпкин… Шаляпин, что ли? Нет, тот песни пел. А этот пишет ноты, то есть музыку…» Пока Вася предавался тайным сомнениям, а незнакомец судорожно царапал нотные значки на бумаге, у фонтана за причудливо подстриженными кустами акаций послышались весёлые голоса, раздались серебряный детский смех и лай собаки, судя по всему - карликовых размеров. Из-за дерева показался великолепно сложенный высокий мужчина в дорогом костюме и богатой шубе. Он остановился у фонтана в окружении нарядной, празднично одетой толпы.

- Король! – зашептали отовсюду гуляющие зеваки. – Смотрите, сам король гуляет со свитой!

Все мужчины вокруг стали снимать шляпы и почтительно кланяться, а дамы с пунцовыми от радости щеками делали изящные реверансы. Вася Забиякин всматривался в фигуру короля, его шубу, и вспомнил: «Шуберт!»

- Шуберт! – вскричал он и вскочил. – Франц Шуберт вы!

- Мне очень приятно, что меня узнали, - улыбка осветила глаза Шуберта. – Но не надо так пугать. Я же занят!

А Вася не слушал. Вспомнилось ему, как Калерия Петровна сказала: «За всю свою жизнь бедняга дал единственный публичный концерт и умер в нищете совсем молодым».

- Как «умер молодым»? – оторопел Забиякин. – Это когда же случится? На днях, что ли?

Он снова посмотрел на короля, лицо которого выражало умиротворение и благодушие, потом перевёл взгляд на застенчивую фигуру склонившегося над нотами Шуберта, попутно рассмотрев на его потёртом рукаве заплатку, по-видимому, неумело поставленную им самим.

- Нет-нет! Даже не вздумай! – из-за розового куста высунулся Вася второй и погрозил кулаком. – Тебе что, больше всех надо?

- Надо, - твёрдо возразил голос совести. – Если можешь помочь, помоги.

- Так неохота. Пусть сам решает свои проблемы, - напирал Вася второй, показал увлечённому своими делами Францу язык и пульнул в Забиякина камешком. - Чай не беспомощный.

- То-то и оно что беспомощный! И грозит ему смертельная опасность!

«Он прожил всего 31 год», - отозвался эхом голос учительницы.

- Уважаемый Франц, - начал опасливо Вася: - Сколько Вам лет?

- Ты опять - за своё? Я же говорил: занят! Ну, 31.

- Слышишь, Забиякин? Ему уже 31. Часики судьбы говорят: «Тик-так», - торопила совесть.

Не теряя ни секунды, Вася быстро схватил молодого композитора за руку.

- Что ты делаешь, малец! – досадливо воскликнул Шуберт. – Ты меня сбил с мысли! Как теперь я завершу эту музыкальную фразу?

- …Прости, Франц, ещё «спасибо» мне скажешь! – бормотал Забиякин и, снося кусты, прямо по газонам, усыпанным роскошными тюльпанами, бросился наперерез королю, таща за собой упиравшегося Шуберта.

«Ну, и тяжёл же ты! - думал на ходу довольно тщедушного телосложения Вася. - Разъелся на дружеских харчах!» Он выскочил из кустов прямо под ноги к королю, толпа ахнула и расступилась.

- Ваше Величество! Ваше Величество! – смело обратился Забиякин. – Про Вас говорят, будто бы Вы помогаете людям и заботитесь о государстве. А вот я Вам скажу, что плох тот правитель, кто не думает о музыкальном воспитании своих подданных!

Слова Калерии Петровны о правителях и музыке спасительно складывались в бойкую речь Забиякина. Король заинтересованно слушал.

- Вы посмотрите на этого молодого человека. Его зовут Франц Шуберт. Он пишет великолепную музыку! Любой король бы захотел, чтобы у него был такой композитор. Но он слишком робок, чтобы показывать свои сочинения кому-то. Послушайте!

С этими словами Вася приставил музыкальную шкатулку к королевскому уху. Франц испуганно стоял рядом, из последних сил удерживаемый Васей, и готов был провалиться сквозь розовый песок, посыпавший парковые дорожки. Он то краснел, то вдруг бледнел, снимал очки и снова надевал их дрожащими руками, не попадая на переносицу. А музыка Шуберта всё больше расплёскивалась драгоценными широкими струями из шкатулки Калерии Петровны, заливая солнцем лица и сердца невольных слушателей.

- Это невероятно! – прошептал король и захлопал в ладоши. – Ве-ли-ко-лепно! Браво автору! Бра-во!

Отовсюду раздались аплодисменты, и вот уже весь сад рукоплескал рождению новой музыкальной звезды Вены. Да что там Вены! Всей Австрии и всего мира!

- Вашу музыку непременно нужно играть! – твёрдо сказал король и его подданные закивали. – Я приглашаю Вас ко двору и прошу оказать нам честь писать музыку для наших музыкальных вечеров!

Франц расплакался. С чувством жал он руку Васи Забиякина, который впервые за свои полных 9 лет и 3 месяца ощутил себя ответственным за чью-то жизнь. От этих новых мыслей и ощущений Вася разволновался и поспешил откланяться. Удаляясь вглубь парка, Вася в последний раз оглянулся на компанию у фонтана. Он видел, как процессия, увлекая счастливого Шуберта, направилась в сторону королевского дворца. «Живи, друг, долго. И пусть у тебя теперь всё сложится хорошо!» - подумал Забиякин. Ему страшно захотелось есть. Как живо возникли перед ним румяные бабушкины пирожки с капусткой! Вася в надежде повёл носом, мираж растаял. Оставалось рассчитывать только на музыкальную шкатулку: авось выведет куда-нибудь, где его хорошенько покормят! И Вася повернул ключик.

…Играла музыка, в сумрачном интерьере роскошного итальянского ресторана томно звучал рояль. Дамы и кавалеры танцевали и смеялись, между столиков быстрыми тенями шустро сновали официанты. На их подносах дымилось сочное жаркое, где-то вдалеке гулко щёлкнула дубовая пробка какого-то дорого напитка… Вася присел от удивления на стул, и тут же к нему подскочил высокий бойкий официант.

- Синьор желает сделать заказ?

Забиякин с тоской посмотрел на пронесённую за соседний столик пиццу и кивнул. «Сейчас поем, как следует! И платить не надо. Скажу, что с папой пришёл, и он сейчас вернётся к столу», - сочинял в голове Забиякин-шалопай. Вася первый тут же прицыкнул на него: «Заврался, брат. Ни стыда не совести!» Живо нарисовал он в воображении мамины возмущённые глаза и поднятые дугой брови, когда он приходил домой с улицы весь грязный и лохматый. «Ни стыда ни совести!» - охнула она и хлестнула его полотенцем.

- …Но у меня нет денег, - робко пробормотал мальчик и боязливо поглядел на официанта, на руке которого висело белое накрахмаленное полотенце.

- О, не беспокойтесь! Хозяин этого ресторана сегодня отмечает день рождения. Все угощения – за счёт заведения!

Вася изумлённо захлопал глазами и прошептал:

- Кто же этот богач?

Официант моментально стал во фрунт, отчего сделался ещё выше, и подобострастно отчеканил, шевеля чёрными подкрученными усиками:

- Синьор Джоаккино Антонио Россини!

- Принесите-ка мне скорей его фирменное блюдо! – вне себя от радости закричал Забиякин, вспомнив, что Калерия Петровна называла Россини не только выдающимся композитором, но и искусным кулинаром.

В этот момент отовсюду раздались аплодисменты, эстрада осветилась, и Вася увидел, как из-за рояля поднялся грузный итальянец с длинным тонким носом и искусно завитыми волосами и бакенами.

- Браво, маэстро! Браво! – восторженно кричали посетители ресторана этому человеку, а тот с достоинством кланялся во все стороны.

- Грацие! Грацие! Спасибо! – говорил он с обаятельной улыбкой и благосклонно принимал букеты. - Друзья! Будет вам! Вот если бы вы попробовали пасту в моём исполнении! А, впрочем, настала пора перекусить!

И тут же композитор Россини спустился в зал и уселся неподалёку от сцены за один из свободных столиков, тесно обставленным всякой снедью.

- Ваш заказ! – прозвенел над ухом Васи голос усатого официанта, и на скатерть мягко опустилась тарелка с изумительно ароматной итальянской пастой. Тут же появились всевозможные соусы и разные сорта свежевыпеченного хлеба: со специями, пряностями, орехами и травами. Когда Забиякин от души наелся и напился апельсинового сока, он снова стал рассматривать происходящее на сцене. У рояля стояла кокетливая синьора, которую все умоляли спеть небольшую лирическую арию прекрасной Розины из оперы «Севильский цирюльник» сидящего неподалёку Россини. Певица долго притворно жеманилась и наконец обратилась к композитору, желая получить его поддержку:

- Ах, маэстро! Вы рядом. И я так боюсь! Так боюсь!..

- Я тоже, - мрачно отозвался Россини.

В зале раздался смех: за композитором давно закрепилась слава остроумного собеседника, который за словом в карман не полезет. Вася заметил, что на голове у Джоаккино на сей раз красуется благообразный гладкий парик. «Странное дело, - подумал Вася. – Ещё совсем недавно у него были тёмные закрученные волосы с бакенами на висках. Что бы это могло значить?» Дама пела, и весьма фальшиво, она изо всех сил старалась угодить великому композитору, а тот щелчком пальцев подозвал официанта и что-то прошептал ему на ухо. Мгновение спустя слуга принёс Россини новый парик, невообразимо всклоченный, и зеркало. Ничуть не смущаясь, маэстро поменял свой «головной убор», лукаво подмигнул себе в зеркальце и, как ни в чём не бывало, продолжил слушать посредственное пение, не обижая себя при этом всяческими яствами. В этот миг тот самый официант, что приносил владельцу ресторана новый парик, уже проносился мимо Васи с полным подносом мороженого, и мальчик не преминул подозвать его:

- Простите, дяденька, а почему Россини попросил Вас принести ему новый парик? Он что, был ему не по размеру?

Официант оторопело уставил на него свои круглые рыбьи глазки, а потом весело расхохотался:

- Просто у моего хозяина есть обычай менять парики, когда меняется его настроение. Этот означает: «Я в ужасе!» У сеньора Россини есть большая коллекция, и каждый парик надевается к определённой ситуации.

Разомлев от угощений и приятной атмосферы, царившей в ресторанчике, Вася решил прогуляться. Он вышел в ласковый итальянский вечер и побрёл куда глаза глядят. Мальчишка беззаботно засвистел и сунул руки в карманы. Рука нащупала музыкальную шкатулку. Вася достал волшебную коробочку и подумал, что пора бы ему возвращаться домой: уже поздно, и мама с папой могут волноваться. Но воспоминания о домашних заданиях развеяли его благостные мысли. «Погуляю ещё. Самую капельку!» - убедил самого себя Забиякин и завёл шкатулку.

…Всё дальше удалялся Вася в темноту улицы и вдруг откуда-то справа услышал он горестный плач. На ступеньках высокого здания сидел худой и уже немолодой мужчина. У его ног валялась скомканная газета. Пошёл холодный дождь, но бедняга даже не обратил на него внимания. Взрослый человек плакал навзрыд, как дитя, и казалось, что в его душевном стоне слышится трагедия всего человечества.

- Вам плохо? – Вася участливо тронул незнакомца за плечо. Он поднял голову. Уличная лампа осветила его мокрое лицо, и мальчик обомлел: это был Пётр Ильич Чайковский. В том, что перед ним - создатель балетов «Лебединое озеро», «Щелкунчик», «Спящая красавица» и многих других сочинений, которые сегодня знает весь мир, не возникало сомнений. На портретах в классе Чайковский единственный был лысоватый, с усами и аккуратной бородкой, как Дед Мороз, только что вышедший из парикмахерской. Его Забиякин первым запомнил, когда начал заниматься у Калерии Петровны. И этот великий человек, самый признанный русский композитор сидел здесь, на улице, в одиночестве, растоптанный и жалкий, полный неизбывного горя и страданий!

- Пётр Ильич, миленький! Отчего же Вы так несчастны? – Вася бросился утирать слёзы Чайковского бумажным платочком.

- Откуда ты знаешь, кто я? – изумился композитор.

- Да как же мне Вас не знать! Да Вас же весь мир знает! – горячо и сердечно говорил Вася Забиякин. – Про Вас же в учебниках пишут. Ваш портрет висит у нас в классе, а Калерия Петровна сказала, что Вы самый лучший композитор нашей страны, а может, и на всей Земле!

От этих неожиданных слов Чайковский перестал плакать и, широко распахнув доверчивые глаза, внимательно смотрел на Васю. «Мальчик как мальчик, - думал про себя Пётр Ильич. – Махонький такой… Одет, правда, чудно и как-то не по-нашему. На иностранца не похож, говорит по-русски, но уж больно быстро…»

- Кто ты, малыш? – с интересом спросил композитор.

- Я Вася, учусь в третьем классе музыкальной школы. Я пришёл из будущего.

- Из будущего? – глаза Чайковского широко раскрылись, он вскочил на ноги. – А в каком году ты живёшь?

- В 2017-ом.

- Что-о-о?! И меня там исполняют?

- А как же! Наша учительница говорит, что Ваши сочинения звучат чаще, чем музыка любых других композиторов.

- Как! Это невозможно! - Чайковский в волнении заходил взад-вперёд, всплёскивал руками, воздевал их к небесам, потом хватался за голову и снова нервно вышагивал туда-сюда. – Вот же, вот в газете написано, что музыка моя гроша ломаного не стоит! Ровным счётом ни-че-го не стоит! – он потряс мятой и уже размокшей газетой перед Васей.

- И тем не менее Вы гений. А они Вас пока недооценивают. И, может, завидуют Вашему таланту.

Чайковский подхватил Васю и закружился с ним, радостно восклицая:

- Господи! Настанет и на моей улице праздник! Спасибо тебе, славный, добрый мальчик Вася из будущего! Ты даже не представляешь, как много ты сейчас для меня сделал. Ты же вернул старика к жизни! Да я теперь и переживать не стану из-за всех этих гадких газетных статеек. Музыка моя найдёт своего слушателя!

Потом, бережно поставив Васю на тротуар, как фарфоровую статуэтку, Пётр Ильич спросил:

- Куда же ты сейчас направляешься?

- Домой! Мне пора. Уже поздно, и мама меня потеряла.

Тепло простился мальчик с Чайковским. В груди его теснились новые мысли, глубокое сострадание и уважение наполняли его сердце. То был какой-то новый Вася, непохожий на задиристого и равнодушного Васю Забиякина, третьеклассника с улицы Большой Садовой.

- Я всегда буду слушать Вашу музыку и гордиться тем, что родился в той же стране, что и Вы.

Пётр Ильич ещё долго махал Васе, пока тот не растворился в темноте.

Пройдя пару минут по как будто знакомому переулку, мальчик вдруг оказался… возле своего подъезда! Поначалу он в этом усомнился. Но дверь была выкрашена в знакомый коричневый цвет, кое-где старая краска уже облупилась, сверху громоздились пёстрые объявления – сомнений нет, это его дверь! Вот же и криво нацарапанные мелом слова «Толик балбес» - метка, которую прошлый Забиякин в сердцах оставил на двери, подравшись со своим приятелем Толей из 2-го Б. Вася новый был гораздо культурнее. Он подхватил ржавый гвоздь, валявшийся среди камешков, и хотел было начертать «П.И. Чайковский – гений!», как вдруг подумал, что нехорошо портить двери. Сунув гвоздик в карман, он вошёл в подъезд.

…Вся семья, знакомые и учителя не могли понять, почему вдруг Вася Забиякин так переменился. Он сделался прилежным мальчиком, который часами с большим удовольствием музицировал на пианино и слушал много красивой классической музыки. Нет, футбол он, конечно, не забросил. Но вовремя начал приходить домой, перестал огрызаться и делать взрослым на зло. А кроме того, взял за правило заправлять свою кровать, мыть руки и выполнять домашние задания. Мама нарадоваться на него не могла и всё боялась, что это сон.

- Ущипните меня! – тихонько говорила она родным, когда в очередной раз видела, как её сын вытирает на кухне посуду.

Проходя мимо соседских старушек, сидящих на лавочках, Вася вежливо здоровался, вспоминая свою добрую, приветливую бабу Зину, а те умилённо говорили:

- Ах, какой воспитанный мальчик этот Вася из квартиры номер 23!

И только Калерия Петровна сразу догадалась о странствиях своего ученика во времени. Наутро после его приключений они долго и тихо о чём-то беседовали. Над ними высились молчаливые портреты знакомых персонажей. А рядом на столе стояла музыкальная шкатулка – та самая, которая уже многим людям помогла стать лучше.